БОРИСОВСКАЯ ЕПАРХИЯ

Протоиерей Игорь Васько — клирик кафедрального собора Воскресения Христова в городе Борисове, настоятель храма иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» в деревне Гора, кандидат богословия, преподаватель Минской духовной академии, более трех лет возглавляет Синодальный информационный отдел Белорусской Православной Церкви.

---

Каждому человеку Господь дает свои таланты, поэтому и священники такие разные: кто-то сдержанный, молчаливый; кто-то жизнерадостный, активный; кто-то имеет дар рассуждения. Отец Игорь — добрый, теплый, искренний батюшка. Рядом с ним душа оттаивает. Он чуткий и внимательный к нуждам людей, поэтому везде, где он служил и трудился, о нем вспоминают добрым словом.

— Батюшка, как произошла Ваша встреча с Богом?

— Конечно, это всегда такой таинственный момент… Меня крестили в обычном доме: бабушка договорилась со своей подругой, дочкой священника.

До 17 лет я в храм не ходил, хотя жил буквально в 20 метрах от храма Рождества Пресвятой Богородицы в деревне Плиса Смолевичского района. Еще ребенком зашел в церковь буквально пару раз в надежде получить от батюшки конфету. Конфет мне не дали, и больше я туда не заходил. Но помню, что к священнику относился уважительно.

Понятно, что какие-то мысли и тяга к духовному миру у меня были. Иногда я молился своими словами: «Господи, помоги!» — и большей частью просил Бога помочь, когда что-то не получалось.

В подростковом возрасте немного увлекался оккультизмом. Но в 16 лет появилось разочарование и даже не то чтобы поиск смысла жизни, а ощущение, что этого смысла особо нет и как бы жить вообще незачем. В этот момент очень большую роль сыграл мой друг Дима Лабецкий, с которым мы учились в школе. Однажды он стал со мной беседовать о Евангелии, о каких-то духовных вопросах. Я первое время смеялся и говорил вещи не очень приятные, хотя внутри уже чувствовал, что меня это действительно интересует. Было какое-то сопротивление, шла борьба. Но есть люди, которым ты веришь. Я стал читать Евангелие и слушать по радио какого-то протестантского проповедника. У меня даже появилась идея поехать в протестантскую церковь в Смолевичи, но друг меня остановил, сказал: «Давай подождем».

Мы как-то особо не задумывались тогда о том, какая вера правильная: православная, католическая, протестантская. Для нас это было просто Евангелие, просто вера.

Однажды Дима говорит: «Всё, время пришло, пойдем завтра в храм». А перед этим я услышал от протестантского проповедника о том, что главное — служить Богу, какой храм у вас рядом есть — туда и идите. Теперь с такой позицией я не могу согласиться, но на тот момент это было сказано именно мне. То есть получилось, что протестантский проповедник мне как бы сказал: «У тебя рядом православный храм. Что ты еще хочешь? Иди в церковь».

Мы с другом пошли в храм. Отстояли службу, но ни разу не перекрестились. Моя бабушка после службы мне сказала: «Вы стоите как столбы. Непонятно, что вы здесь делаете».

— Наверное, в то время молодежи в храме было немного?

— Наш деревенский храм никогда не закрывался, по крайней мере, после войны туда приезжали из Жодино, Смолевичей, Минска. Община была крепкая, около 100 человек бывало на литургии. Конечно, когда ты молодой, кажется, что все на тебя смотрят, что всем до тебя есть дело, но, с другой стороны, молодежи действительно было немного.

Потом мы втянулись, начали читать православную литературу. Довольно быстро от брошюрок перешли к серьезной литературе. Буквально через год под влиянием моего друга я стал читать отца Павла Флоренского, отца Георгия Флоровского «Пути русского богословия» и «Восточные отцы Церкви», биографию Владимира Соловьева.

— То есть идеи сразу поступить в семинарию не было?

— Я начал ходить в храм в одиннадцатом классе, и даже родители у меня спрашивали: «Может быть, ты пойдешь в семинарию?» Но на тот момент я не видел себя в семинарии, мне и из дома как-то не хотелось уходить, я не был готов далеко уезжать.

Скажу честно: сначала мне было тяжело в Православии. Посещения церкви не были связаны с большой радостью. Первые шаги были очень трудные: психологически, духовно, мировоззренчески. Но я понимал, что это правда, что иначе погибну во всех смыслах, поэтому хочешь не хочешь, но надо идти по этому пути. С другой стороны, была полная уверенность, что надо двигаться дальше.

Года через полтора, когда мы раскрыли богатство православной веры, православной мысли, богословие, философию, это стало неимоверно интересно. Я открыл для себя целый мир и уже не понимал, как можно жить по-другому. Смотрел на сверстников, которые не ходили в храм, и мне было их жалко. Потом стал больше интересоваться историей, философией, культурой. Я мог читать разную литературу, и у меня не было противоречий. Все испытывайте, хорошего держитесь (1 Фес. 5: 21). Мне было всё интересно в свете православной веры, православной духовности. С чем-то соглашался, с чем-то — нет. Конечно, были и кризисы, и соблазны, но в целом это было богатое, интересное время.

— И когда появилась радость?

— Я даже не могу вспомнить, что у меня была какая-то особая радость. Я рано стал читать святителя Игнатия Брянчанинова, поэтому понимал, что эмоции — это не совсем то, что надо искать. Иногда радость приходит, и слава Богу. Самое главное — ощущение, что ты живешь именно под Богом. Это не значит, что ты такой праведный, а именно что всё, происходящее с тобой, происходит по воле Божией, каждый твой шаг Господь видит, с тобой ничего не случится, Господь всегда будет рядом. И это ощущение было всегда, а на радости я никогда не зацикливался и этого не искал, это приходило само собой. Могу сказать, что мое состояние до воцерковления и после, конечно, совершенно разное.

— Отец Игорь, когда Вы все-таки решили стать священником?

— Я даже конкретно помню этот день — 4 января 1998 года. Это была поездка в Жировичи. На четвертом курсе университета мы с моим другом Дмитрием поступили в Школу катехизаторов и вместе с другими слушателями поехали в паломничество. Мы были на богослужении. И когда на всенощном бдении я услышал пение семинарского хора, сразу понял, что ничего не хочу, только сюда, в семинарию. До этого у меня были мысли пойти в аспирантуру, по научной стезе. Но с того момента я решил, что буду поступать в семинарию. Каким будет дальше мой путь, я тогда не думал, просто хотел в семинарию, хотел в эту радость. Как послы князя Владимира говорили, что не знали, где находились: на небе или на земле, — вот примерно и у меня были те же ощущения. Помню: «Блажен муж, аллилуиа, иже не иде на совет нечестивых»*. Это было так спето, что я понял: действительно блажен муж, который не ходит на совет нечестивых (Пс. 1: 1).

Через какое-то время я пошел к владыке Филарету, сказал, что хочу всё бросить и поступить в семинарию. Он возразил: «Нет, дорогой, сначала ты закончишь университет, потом отслужишь в армии и только потом пойдешь в семинарию». Я, конечно, расстроился, но не мог ослушаться владыку.

После окончания университета в армию по состоянию здоровья меня не взяли, хотя я очень этого хотел. В семинарии же меня приняли сразу на второй курс. В конце третьего курса я женился. Моя будущая супруга Наталья на тот момент была секретарем ректора и преподавала информатику в духовной академии, а также работала в воскресной школе при семинарии. Там мы с ней и познакомились. Помню, мне нужно было готовить урок про сотворение мира, а у Наташи в комнате находился видеомагнитофон. Я начал смотреть учебный фильм по теме урока, который оказался феноменально скучным. Но благодаря именно этому мы стали общаться и через какое-то время поженились.

В середине четвертого курса меня рукоположили во диакона, а в конце курса — в священника. А уже летом определили на приход в город Белоозерск Березовского района Брестской епархии. Примечательно, что когда я приходил к митрополиту Филарету брать благословение на поступление в семинарию, он долго выбирал, какую книгу мне подарить, а потом подписал и подарил «Поучения Серафима Саровского». И первый храм, в котором я служил, был именно преподобного Серафима Саровского.

— Какие люди освятили Вашу жизнь?

— Конечно, это родители, которые дали воспитание, потому что всё начинается с семьи. Они научили, что такое хорошо и что такое плохо. Несмотря на то, что мама и папа не совсем были воцерковленными, они дали нам с сестрой хорошее и именно христианское воспитание. Кстати, сестра тоже пришла в Церковь и сейчас является регентом. Мой друг Дима, мои бабушки. Одна бабушка была старостой в Церкви, другая не была воцерковленным человеком, но очень на меня повлияла. Конечно, владыка Филарет. Несколько бесед с ним очень запомнились. Удивительный был человек. В 1997 году он приезжал к нам на приход и у меня дома накрывали стол. Приготовили на самом высшем уровне, были и представители местной власти. Владыка произвел на родителей огромное впечатление: они увидели в нем настоящего человека Церкви. Вообще, хочу сказать, что много было таких людей. На каждом месте, где мне довелось служить, мне встречались удивительные люди, ради которых стоило там быть. С кем-то вместе работал, с кем-то служил, трудился… Я всех их вспоминаю и благодарю.

— Вы преподаете в Минской духовной академии. Считаете себя строгим преподавателем?

— Строгим я себя, конечно, не считаю. Хотя, может быть, надо бы и построже, но как-то так складывается, что каждому человеку Господь дает что-то свое, поэтому для меня всегда важны личные отношения везде, где бы я ни оказывался. Я и в общеобразовательной школе, когда работал, старался ставить оценки так, чтобы они помогали ученикам.

— Какую мысль Вы бы хотели донести до людей?

— Это такой глобальный вопрос… На самом деле на такие вопросы ты отвечаешь в каждой конкретной ситуации. Невозможно сделать посыл для всех. «Все любите Бога! — это понятно, об этом не надо говорить. — Живите правильно, живите по заповедям, любите друг друга!» Как апостол Иоанн Богослов всё время повторял: Любите друг друга (Ин. 13: 34), но из его уст это по-другому воспринималось, все действительно так хотели жить. Поэтому когда начинаешь говорить обобщенно, это правильно, красиво, но никак в людях не отзывается. А когда ты начинаешь говорить с человеком о его боли, о вопросе, который его мучает, — это всегда приносит плоды и влияет на его душу, неважно, какого он возраста. Большей частью чувствуешь, что в конкретной ситуации надо сказать человеку.

— На священника порой смотрят как на человека, который должен быть идеальным. Трудно ли быть образцом для подражания?

— Для нас идеал — Господь Иисус Христос. Мы читаем Евангелие и стараемся жить так, как Господь заповедал. С другой стороны, мы понимаем, какая это высота и глубина, и всё это вызывает в нас чувство покаяния, потому что тяжело этому образу соответствовать. Для меня важны жития и биография подвижников XIX и особенно XX века. Это очень вдохновляет и учит, как можно в современных условиях жить во Христе. Для пастыря важно быть искренним и быть готовым помочь каждому человеку. И люди это сильно чувствуют. На приходе прихожане ищут не правильные слова, не идеал, а живого человека, который поможет, скажет теплое слово. У каждого бывает, когда ты устал, хочется домой, есть куча мероприятий после службы, и люди видят, что они не нужны тебе. Ты живешь в каких-то своих вопросах, даже в церковных послушаниях, но с людьми не общаешься. Тогда отношения становятся холодными, формальными. А когда есть любовь, искренность, желание помочь, люди чувствуют это сразу.

— Как научиться видеть в человеке образ Божий?

— Мне пока об этом рано рассуждать, надо пройти большой искус, я еще столько не пережил, чтобы уроки давать. Самый простой способ, как говорят святые отцы, — надо видеть свои грехи. Ты видишь человека грешного, но переживаешь, сочувствуешь, ищешь возможность помочь, и когда ты в себе видишь эти грехи, у тебя нет осуждения этого человека, но есть желание помочь. Святые отцы учат: «Когда ты видишь грех человека, не дерзай ему говорить об этом, если не готов дать ему сразу лекарство». Ты сказал без любви — вы поссорились, человек пришел в уныние, раздражение.

— Часто слышим, что во всем нужна мера. Почему это важно?

— Мера в духовной жизни необходима. Мера связана с мудростью. Это взаимозависимые понятия. Об этом говорил еще Аристотель. Человек часто выбирает не между какими-то возможностями, а между крайностями. Например, есть обжорство, а есть недоедание. Пост — это мера: ты же кушаешь, но кушаешь умеренно. Чтобы найти свою меру, нужна мудрость, потому что даже учение о золотой середине не настолько простое. Это не геометрическая середина. Чего-то должно быть больше, чего-то меньше. Для кого-то пост должен больше склоняться в сторону неедения, а для кого-то в другую сторону. Всё зависит от ситуации. Иногда бывают моменты, когда надо сохранить себя, свою жизнь, а бывает, что надо всё бросить и идти вперед. Понятно, что нельзя объедаться, но и ничего не есть нельзя, а как выбрать, надо иметь рассуждение, и священник может посоветовать. Так в каждой добродетели есть некая мера, но пропорции должны быть разные, кому что полезно.

— Отец Игорь, Вы не жалеете о том, что избрали путь священства?

— Священство — очень благодатный и спасительный путь, но в то же время очень трудный. Священник себе может гораздо меньше позволить, нежели обычный человек. Как говорили святые отцы: «Нет более тяжелого служения, но нет и более почетного, и радостного, чем священство». Конечно, ты понимаешь, что это путь, за который ты должен быть Богу благодарен. Мы стали священниками не потому, что просто так сложилось, а потому что Господь нас избрал. Не вы Меня избрали, а Я вас избрал (Ин. 15: 16). Это очень большая ответственность, но спасаемся мы в том числе благодаря молитвам прихожан. Священник никогда не остается один, он всегда вместе с приходом. Когда ты вместе с приходом, это действительно те руки, которыми Господь несет тебя вместе с твоими прихожанами. Если есть такие люди рядом с тобой — ни один священник не откажется от такой радости.

Свято-Елисаветинский женский монастырь в г. Минске / Беседовала Елена Романенкова